Принц и чудовище (Новелла) - 1 Глава

На улице еще слишком темно, часы только недавно пикнули, что время шесть
тридцать утра, а я только в этот момент осознал, что я ни на грамм не
продвинулся в своих потугах в написании банальной валентинки.

«Я тебя люблю» — вот именно эта банальщина была написана на очередной, из
десяти купленных мной, валентинок. Хотя чего я хочу от куска картона. Остается
только решиться.

— Подписаться или вручить самому? Подписаться или вручить самому? Подписаться
или…

— Вручить анонимно, как и три года подряд, — мое бормотание нагло прервал папа
омега, что зашел в мою спальню со стаканом воды и таблеткой. — Прекрати
нервничать и грызть ногти, ты три года их анонимно посылаешь, навряд ли что-то
изменится в этом году.

— Я в одиннадцатом, это мой последний шанс, — возмущено взвился я, подскакивая
со стула. — И вообще, по жанру ты должен хотеть, чтобы я соединился со своим
истинным.

— Он страшный, и он пугает, — беря двумя пальцами рамку, в которой стояло
тайно снятое фото моего истинного.

— Он красивый и добрый, а еще вежливый, сильный и мужественный. А еще он
великолепно пахнет нежностью, не знаю, как это объяснить, но пахнет он именно
так. Прекрати смотреть на внешность, это не главное, — вырывая фото и только в
этот момент понимая, что я фактически накричал на папу. — Прости, я не
специально.

— Специально, но хоть в этот раз ты смог мне доказать, что это реально твой
истинный. А то: «не знаю, возможно, но мне нравится его запах, а он такой,
такой, что прям ах». А тут вон, высказал все без соплей, подавитель выпей, не
дело будет, если у тебя течка от близкого общения с ним пойдет, и признайся
ему уже, в конце концов. Вот именно теми словами, что только что сказал мне.

Он просто меня запутал. Взорвал мозг, переехал катком все мои мысли. Поэтому я
решил поступить проще, я пошел чистить зубы и умываться. Не люблю свое
отражение в зеркале, и не потому, что я некрасивый, а потому, что все ровно
наоборот. Идеальный омега с кукольным личиком, красивой и тонкокостной
фигурой, идеальными бедрами и узкой талией. Черт возьми, у меня даже запястья
тонкие, а личико будто с обложки, «слишком красивый» — это я постоянно слышал.
Насколько бы смешно это не звучало, но красоту тоже боятся. Боятся, что их
отвергнут, поэтому у меня фактически нет друзей.

— Слушай, Ром, если ты продолжишь чистить зубы в таком темпе, всю эмаль себе
сотрешь, это я тебе как дантист говорю, — раздался голос папы, прерывая мое
задумчивое рассматривание самого себя.

— Да-да, — на выдохе пробормотал я и выскочил из ванной, натыкаясь на отца. —
О, папа.

— Денег не дам, — с опаской отвечает отец, делая шаг назад.

— Сегодня праздник, а я в обмен на пару тысяч скажу, на чем папа завис
буквально три дня назад в магазине, — самая выигрышная тактика, у отца всегда
были проблемы с подарками.

— Согласен, — пожимая мне руку и взглядом зовя в зал, согласился отец.

Денюшка была получена за раскрытие сверхважного секрета в виде классной
весенней куртки. Я даже был благосклонен и написал размер куртки. За что был
удостоен подозрительным взглядом и вопросительным кивком головы снизу верх.

— Спрашивай.

— Это правда, что ты избегал папу потому, что ты, ну, очень крупный? —
поднимая взгляд на папу, поинтересовался я. — Я просто, ну, просто… Короче,
я своего истинного нашел, я говорил тебе уже, и он тоже, а, черт, мне проще
показать.

Достав сотку из кармана, я с опаской вручил чудо техники, на котором точно
также тайком был снят Глеб. Довольно-таки хорошо снят, между прочим, я вообще
гордился этой фоткой, потому что он на ней получился просто лапочкой.

— Ахренеть, это у вас с папой наследственное, да? Он даже хуже чем я, это же
натуральное чудовище.

— Он красивый.

— У него глаза нет, и шрам на пол-лица, — внимательно рассматривая фото,
перебил меня отец.

— Он милый, прекратите смотреть на внешность. А какой он нежный с
первоклассниками и, вообще, с детьми, он хороший, он за три года даже ни с кем
не пререкался и никому ни разу не нагрубил. Как можно судить вот так, лишь
взглянув. Вы же даже не видели, как он улыбается.

По тому как отца передернуло, я понял, что он и не хотел бы это увидеть. А у
меня на глазах чуть ли не выступили слезы. Да, мой альфа необычен, он такой же
по комплекции, как и отец. Всего одиннадцатый класс, а его рост уже был под
два метра, такой же широкий в плечах и суровый в лице, вот только его лицо это
отдельная тайна. На лице действительно был шрам, который шел от закрытого
повязкой глаза до уголка губ. Откуда шрам и почему глаз перевязан, никто не
знал, но факт остается фактом, Глеба побаивались с того момента, как он зашел
в наш класс на девятом году обучения.

— Стоп, стоп, стоп, отставить истерику, — хватая меня за плечи и легонько
встряхивая, отчаянно произносит отец и прижимает меня к своей груди. — У тебя
течка?

— Начнется завтра, наверно, не меняй тему.

— А давай ты приведешь его познакомиться с нами? — после слов отца, смешок
ожидаемо вырвался из меня. — Ясно, ты у нас не такой смелый, как папа, я
должен был догадаться.

— Так, большое и маленькое чудовища, марш на кухню, а тебе, Ром, совет: просто
поговори и признайся ему, — прервал нас папа, заглядывая в зал.

Голубые джинсы, белая футболка, черный джемпер и тонкая, два раза оплетенная
вокруг шеи, серебряная цепочка, люблю субботу — день свободной формы. Может
потому, что я был уверен в своем внешнем виде, или потому, что в классе было
слишком мало народа, но, зайдя в класс, я сразу же нашел взглядом Глеба и
улыбнулся ему. Что именно я сделал, дошло до меня только в тот момент, когда
он вопросительно поднял бровь над единственным голубым глазом и ухмыльнулся
уголком губ.

— Вот черт, — бормотание было негромкое, но оно описывало все мое состояние. —
Надо признаться.

После первого урока пришло волнение. После второго я осознал, что я трус. На
третьем уроке в животе порхали бабочки от волнения. На четвертом сердце
рухнуло вниз, когда до меня дошло, что я так и не положил валентинку для Глеба
в коробку для валентинок, это я осознал, когда в класс вошли несколько
учеников и понесли по партам эти долбаные куски картона. Пятый урок — каляка
маляка в моей тетради процветает, я так же посчитал, что сорок две валентинки
адресованные мне, это ни много ни мало, а где-то пятьсот рублей. Шестой урок —
полная апатия, я так и не поговорил с ним.